Александр Володин, перечисляя ракеты, гидростанции и балет, забыл добавить, что и в области спорта мы тоже «впереди планеты всей». Были.
Спорт — явление массовое и зрелищное. А потому очень выгодное. Вечно гнилой, разлагающийся и бесперспективный мир западной, буржуазной цивилизации и здесь делает свой гешефт. Но при всех издержках, этот бизнес способствует распространению здорового образа жизни.
А. В. Луначарский, в бытность свою Наркомом просвещения, выступая однажды по вопросам физвоспитания, поставил в пример своим слушателям Германию, где совместными усилиями правительства и профсоюзов по развитию именно массового спорта за одно поколение преобразили облик нации.
ХХ век, как я уже упоминал в начале — век спорта. Почти все его виды созданы именно в прошлом веке, да и старые претерпели существеннейшие изменения. И уже в 20-е годы, когда за физкультуру и спорт всерьез взялась Советская Россия, ей было на что опереться.
Но тут вступила в силу странная избирательность идеологии. Вольно-американскую борьбу признали, а американский футбол — нет. Гандбол — пожалуйста, а регби — буржуазное извращение. Теннис — это хорошо, а гольф и крикет — неприлично аристократичны. Также, как вальс-бостон допускался, а буги-вуги — искоренялись. Однако, даже в годы «сладкого пароксизма национальной исключительности» и борьбы с космополитизмом национальные русские спортивные традиции не были ни поддержаны, ни восстановлены, ни развиты.
Да и что мы могли взять из своего прошлого? Кулачные бои, казачьи забавы, лапту или горелки? Конечно, чемпионат мира по горелкам не представить даже в самых сладких националистических мечтах. Но развить ту же лапту в нечто, не уступающее американскому бейсболу, труда не представляло. Но тоталитаризм и национализм (эти близнецы-братья) всегда страшно насторожены, пропитаны детским страхом что-то сделать не так. А потому вечно оказываются жалкими обезьянами.
Именно поэтому (вкупе с другими причинами) советские власть и общественность прошли мимо факта поистине уникального. Россия, не давшая миру в области спорта ничего кроме чемпионов, создала один, но по своему уникальный вид спорта — самбо. Вот тут-то, казалось бы, радуйся, бей в бубны, экспортируй вместе с революцией, как зримое доказательство превосходства. Ан, нет. Для начала засекретили лет на 15, потом потихоньку стали развивать в массах, а когда приспело время выводить на мировую арену всерьез, дали по тормозам и, приговаривая «инди-руси пхай-пхай», пропустили на Олимпиаду-80 индийский травяной хоккей.
Хотя важно отметить и подчеркнуть, что при выходе на мировую арену, во время показательных выступлений в Венгрии, Японии и других странах, самбо привлекло к себе самое пристальное и главное благожелательное внимание (даже в Японии). Именно тогда были заложены основы национальных федераций самбо, из которых выросла и современная международная.
И что интересно, — иностранцы, никак, казалось бы, не заинтересованные в конкурентных видах спорта, никем не принуждаемые, никем не финансируемые, всерьез занялись развитием самбо в мире, отмечая его достоинства и сияющие перспективы. И опять все ушло в песок из-за странноватой, я бы сказал, пассивности родоначальников, а точнее властей страны, породившей самбо. Впрочем,...
Я помню, как на одной всесоюзной конференции Аркадий Кулешов — писатель, представлявший интересы СССР в ФИЛА и ФИАС, — рассказывал про чемпионат мира в Бильбао. Закончилось его выступление следующим эпизодом. Чемпионат закончен, банкет, и на десерт выносят акулу. Сделанную из мороженного. И Аркадий Петрович в сердцах бросает с трибуны: «Вот все говорят почему наши представители не возглавляют никаких международных федераций, уступают это западным деятелям, как правило бизнесменам. Так вот, моих гонораров за год не хватит на одну такую акулу».
Поэтому становится понятно, что сил нашего государства хватало только на поддержание спорта высших достижений (и то на уровне привилегированном с нашей нищей точки зрения), а на поддержание его на истинно мировом массовом уровне сил уже не было; а частные были, как известно, запрещены. Потому и первый дворец самбо появился в Испании, а не в СССР. Только после перестройки В. Бурдиков смог создать нечто подобное в Кстово, такой же глубинке, как и Бильбао.
Но в этом общем контексте истинное содержание самбо, значение трудов его родоначальников и первых спортсменов становятся особенно яркими и понятными и заслуживающими самого глубого уважения и признательности.
Однако, понять довольно необычный феномен самбо можно, как это ни странно покажется, в контексте именно общекультурном (философском и историческом).
По сравнению со всеми другими видами спортивных единоборств и боевых искусств самбо выглядит действительно как-то странно.
Ведь все соревнования (от бывшей классической борьбы до любой восточной системы) всегда очень четки, почти танцевальны, ритуальны. Внешнее в них играет очень большую роль.
У самбистов (что на тренировках, что на соревнованиях) какая-то расплывчатость, неуловимость, мягкость, неформальность. Никаких поз, никаких демонстраций, какое-то ваньковаляние. Посмотришь какого-нибудь «Гения дзюдо» (да всю эту пущенную на поток продукцию Брюса Ли, Чака Норриса и прочих) и умиляешься: как все четко, ясно, убойно. Встал в стойку, и сразу видно у кого какой пояс. И — либо в бой, либо наутек.
А самбист стоит этаким увальнем, и что и как он собирается сделать и каков его действительный уровень до конца поединка не ясно.
Ссылаться на указания Харлампиева на этот счет явно недостаточно. Они сами имеют свой источник.
И один из ответов можно найти в неожиданном месте: в высокофилософском, нобелевском романе Томаса Манна «Волшебная гора». Его герой-немец, слушая непонятную речь своей русской приятельницы, вдруг замечает, что в сравнении с европейскими языками, русский какой-то «бескостный». И впрямь, вдумайтесь: разве у нас в языке (выразителе нашей души) есть обязательные вопросительные или восклицательные интонации, обязательные ударения на таком-то от конца или начала слова слоге. Как хотим, так и говорим. И сравните с еще более жесткой интонационной системой восточных языков.
Так и самбо. Внешняя сторона в нем второстепенна. Как в языке важно сказать умную мысль, так в самбо главное — победить соперника. Остальное от лукавого.
Но и это, как говорится, не предел. Думая о том, что и как делали и Спиридонов, и Ощепков, и Харлампиев, я часто вспоминаю... Герцена.
Вспомните о мировой философии. Если Кант, то обязательно кантианство. Его сдвигает Гегель со своим гегельянством. Их всех «снимает» Маркс с марксизмом. Ницще — ницшеанство, Сартр — экзистенциализм. На Востоке — даосизм с тысячью «путей».
Как Россия, — ни одного «изма». Философов тьма — учения же, как жестко схематизированной закрытой теории, ни одного. Даже православие сотрясают диспуты и ереси. И ленинизм создал не Ленин, а Сталин, человек в философском плане очень узкий.
Это очень русская черта — философствовать без рамок, не вцепляться в узкую схему и подгонять под нее все, что ни попади. Философствование, как процесс непрерывного познания. И восприятие любой системы, как частности, как ступени в поисках некоей абсолютной, а потому недостижимой (даже по Гегелю) абсолютной истины. Этакая вечная философская асимптота.
И в такой универсальной сфере человеческой деятельности, как единоборства, произошло тоже самое. Поскольку они — высшее физическое проявление личности. Спортивный, боевой поединок, такое же ее самоопределение и утверждение, как философский спор в духовной сфере. Недаром у истоков европейской философии стоят кулачный боец Сократ и борец Платон (одно прозвище чего стоит Plato — широкий, шкаф, как у нас называют таких молодцов). Поэтому именно в единоборствах всегда сильна именно философская, мировозренческая составляющая. Нацеленнная на обуздание инстинктов и на выстраивание межличностных отношений.
Но единоборства в европейской модификации, как и все остальные чисто технические виды спорта, в наше время стали регламентироваться чисто формально: быстрее, выше, сильнее! И может быть отсутствие четвертого, духовного, элемента и привело практически к вырождению Олимпизма из массового движения в массовое зрелище.
Восточные же единоборства ухитрились заформализировать и духовную составляющую своих школ, перенести в них модель социального поведения, свойственного восточным деспотиям.
Западные спортивные системы в новациях не нуждаются (что скажите, можно внести нового в греко-римскую борьбу или в волейбол?), восточные системы принципиально закрыты. И те, и другие признают только послушных адептов. Либо послушно признаюших себя побежденными, коснувшись лопатками ковра (что очень смешило А. А. Харлампиева), либо покорно подчиняюшихся диктату сэнсея, кланяясь в положенные стороны и бубня положенные слова.
Россияне же испокон веку были весьма активными борцами (все известные примеры из летописей аккуратно переписываются из книги в книгу, имея, как правило первоисточником книгу Харлампиева; хотя каждый второй клянется, что лично сидел в библитоеках и архивах, — но только не мне — профессиональному архивисту — можно рассказывать эти байки). И дело не только в том, что были известные Мстиславы и Пересветы, Кожемяки и Микулы. А в том, что без этих очень сильно развитых навыков и умений нельзя было пройти встречь солнца до самого Тихого океана без помощи регулярной армии. Но нигде, повторяю нигде, нет и не было собственно русских, имеющих общепринятое название и методику, систем единоборств или боевых искусств, которые можно было бы тут же развернуть в нечто пригодное к современным соревнованиям. Это была какая-то вечная (бескостная и неформальная) школа, не отягощенная мистическими бреднями или формальными излишествами. Проще все надо делать и незаморачиваться, — обычная русская установка (в формализированном виде доведенная до идиотизма толстовского упрощения). А потому все нынешние славяно-горицкие борьбы, русбой и куча всего остального — чистые заморочки. И в них надо видеть забавную инверсию того механизма, который питает интерес ко всем завозным системам.
Психологически это понятно и не требует оценок «хорошо»-«плохо». Такова природа человека — любить экзотику. Они там млеют от Большого балета, палехских шкатулок, ложек, самоваров и прочей, с нашей точки дребедени (каковым было золото для инков), а мы от их кока-колы или косики-карате. И ваятели выдуманных псевдо-русских систем (на манер столь же высосанных из пальца якобы народных ансамблей испорченных песен и плясок) неосознанно идут по ложному и бесперспективному пути — пытаются создать нечто свое, но выглядящее экзотично. Ничего, коме конфуза, из этого не получится.
А что же самбо и Харлампиев? То, что мы имеем, как результат его деятельности, — есть некая универсальная система, открытая для восприятия всего нового и развития. Система, не требующая от человека ничего, кроме любви и прилежания. Дальнейшее (по законам психологии, прекрасно исследовавшей вопрос о соотношении и взаимовлиянии систем физических движений и развития функций мозга) начинает работать автоматически. Как говорил тот же Луначарский: умная рука формирует умную голову и наоборот.
Свободная система, свободная подготовка, свободные состязания и породили тот феномен первого поколения самбистов, при виде которого остается только развести руками и сказать: чудесны дела твои, Господи.
И сегодня, когда самбо, подчиненное государственным требованиям обслуживать дзюдо и подчиняться вырождающимся олимпийским правилам, вынуждено принимать необходимые для этого правила условия подготовки и существования, личностный уровень самбистов катастрофически падает. Такого, как сейчас, количества успешных чиновников, докторов, профессоров и генералов, боюсь, уже не будет.
Хотя ничто не абсолютно, даже временная победа примитивных гонок на выживание.
Почему все-таки Харлампиев достиг такого успеха? Что в самбо есть такое, что привлекает и продолжает привлекать к нему множество людей и, в конце концов, не даст ему погибнуть в чугунных объятиях профессионального спорта?
Что составляет его суть, как явления именно культуры?
Если коротко, то самбо — это наиболее яркое, зримое, материальное и общедоступное проявления духа русской культуры, ее универсализма, восприимчивости и открытости, ее способности принять и переварить все, что дает мировая культура, и вернуть «долг» в форме некоего нового своебразного синтеза, обогазающего уже мировую культуру.
P.S. Необходимо добавить, что написан этот текст до того, как я написал Открытое письмо Путину, и, уж тем более, задолго до того, как Спорткомитет РФ принял решение считать самбо национальным видом спорта и финансировать его по олимпийскому стандарту (5.06.2003).
